В прошлых статьях на тему работы с убеждениями речь была о двух принципиально разных стратегиях: 1) замена дисфункциональных убеждений на более удобные и эффективные; 2) полная деконструкция дисфункционального убеждения без замены его на новое. В первом случае общий объем имеющихся убеждений остается неизменным, во втором — он уменьшается.
Первая стратегия более проста с практической точки зрения и более эффективна в решении узких психологических задач. Ее минус в том, что рано или поздно работу придется повторять снова и снова, поскольку даже самые функциональные убеждения рано или поздно утрачивают свою актуальность и приводят к новым конфликтам и столкновениям с реальностью — становятся дисфункциональными.
Вторая стратегия, с другой стороны, предполагает более сложную и глубокую работу с ментальными содержаниями, которая может вывести сознание на более высокий уровень без создания почвы для новых противоречий с реальностью. Однако и здесь тоже есть свои опасности и негативные эффекты, о которых сейчас и поговорим.
Но самый главный и интересный вопрос, касательно стратегии уменьшения объема убеждений, звучит так: куда мы придем, если не остановимся на полпути и продолжим избавляться от убеждений до самого конца?
Практическую сторону работы с убеждениями мы здесь не рассматриваем. С одной стороны, в этом нет ничего сложного, с другой — тут есть множество нюансов и разных «ноу-хау», раскрывать которые пока рано. Мы просто исходим из того, что у нас есть техническая возможность исследовать любое убеждение и прийти к осознанию того, что под ним нет достаточно веских оснований. И тогда самой сложной задачей оказывается не развенчание убеждений, а их обнаружение.
На начальных этапах работы, когда мы занимаемся убеждениями вызывающими внутриличностные и социальные конфликты, их обнаружение не является проблемой — они достаточно рельефно выделяются в ментальной сфере и не требуют продолжительного выслеживания. Например, идея о том, что «родители должны заботиться о своих детях» довольно легко обнаруживает свою природу, и работа с таким убеждением не представляет никаких трудностей. Собственно, обнаружение убеждения — это уже половина проделанной работы.
Однако даже в психологической сфере случается столкнуться с неготовностью человека распознать в имеющемся у него убеждении всего лишь убеждение. Ведь самая суть этого явления состоит в том, что некое утверждение кажется человеку настолько очевидно истинным, аксиоматичным, что никаких сомнений в нем быть не может, а доказательства попросту не требуются. И тогда даже простая регистрация убеждения становится проблемой.
Именно поэтому работу с убеждениями стоит выполнять по принципу «от простого к сложному», постепенно тренируя сознание распознавать все более тонкие и неочевидные убеждения. И если на начальном уровне работы мы разбираем самые элементарные и по сути инфантильные установки сознания вроде тех же социальных «долгов», то в конечном итоге мы приходим… давайте посмотрим, куда.
Крах морали
Поскольку психологическая работа с убеждениями, как правило, начинается с темы «долгов», первым знаковым рубежом знаменующим успехи в проделанной работе является расшатывание системы нравственных координат. Ведь мораль — это ни что иное, как принятая в данном обществе система убеждений о том, что именно считать плохим или хорошим.
Это самый простой для обнаружения и практической работы слой убеждений. И именно нравственные убеждения лежат в основе большинства всех тех проблем, с которыми люди обращаются за помощью к психологам. Внутренние конфликты и претензии к другим людям в большинстве своем являются следствием «проглоченных» без должного осмысления нравственных установок.
Соответственно, работа с убеждениями на этом уровне неизбежно приводит человека к осознанию конвенциональной природы морали. Казавшаяся чем-то несомненным, заложенным в человека самой природой или Богом, мораль низводится до всего лишь социального соглашения. И нарушение данного соглашения не делает человека по-настоящему плохим, он лишь признается неудобным и неприятным для данного общества. Если мораль условна, то условен и всякий грех.
Происходит полное переосмысление морали, и здесь мы впервые сталкиваемся с испытанием, которое покажет, готов человек идти дальше или нет. Подвергнуть сомнению отдельное убеждение, которое к тому же давно путается под ногами, способен любой человек. Более того, обычно нам нравится слегка переступать привычные границы дозволенного — это и тревожно, и азартно одновременно. Высвобождение из пут давно мешающего убеждения — это очень приятное и воодушевляющее переживание. Но если мы продолжаем работу над нравственными убеждениями, то в какой-то момент начинает складываться общая картина, и случается потрясение, с которым справляется не каждый.
Утрата привычных нравственных координат, понимание того, что на поддержание ложной картины мира ушло очень много сил, осознание иллюзорной природы того, что ранее казалось священным и неприкосновенны — всё это переживается весьма болезненно. И если человек не готов вылупиться из этого яйца, может произойти резкий откат к прежним убеждениям с еще большим цементированием скорлупы, которая только-только начала давать трещину.
Но, если человек к этому моменту достаточно психологически окреп и уже способен найти для себя иные точки опор взамен морали, происходит настоящее высвобождение и психологическая трансформация. Можно сказать, что это завершение подросткового этапа в развитии сознания, но, зачастую, через этот кризис переосмысления люди проходят в гораздо более зрелом возрасте и только в результате целенаправленной психологической работы.
Человек становится свободнее, но не стоит думать, что подвергнув сомнению мораль он автоматически становится аморальным. Наоборот, освобождаясь от внешних наносных ограничений, он начинает лучше видеть и осознавать ограничения внутренние. Из морального человека он превращается в нравственного — в воплощение заповеди «поступай с другими так, как хотел бы, чтобы поступали с тобой». И это принципиально иной и гораздо более высокий уровень социальной и личной ответственности.
Крах здравого смысла
На смену морали приходит нравственность, как система субъективных ценностных ориентиров, и здравый смысл. Догмы общественных устоев сменяются выводами о жизни, сделанными из собственного опыта, мироощущения и миропонимания. Человек перестает слепо следовать общепринятой нравственной программе и постепенно вырабатывает свои собственные жизненные заповеди и ориентиры.
Принципиальное значение здесь приобретает рассудок с его категориями правильного и неправильного, разумного и ошибочного. И по сравнению с моралью, которая передается из поколения в поколение без какой-либо перепроверки, система координат построенная на собственном опыте и здравом смысле создает гораздо более твердую почву под ногами. Во всяком случае, так оно кажется.
Если мы говорим о сознательной психологической работе, то, разрушив первый слой убеждений, человек волей неволей формирует новый — детские убеждения заменяются взрослыми. Уже упомянутый в прошлых статьях принцип «никто никому ничего не должен» — хороший пример подобного убеждения.
С точки зрения жизни в обществе, это гораздо более разумное убеждение, чем вера в какие бы то ни было людские «долги» друг перед другом. Исходить из того, что никаких «долгов» не существует, логичнее и безопаснее. Но если на предыдущем этапе работы мы хоть немного натренировали нюх на ошибочные убеждения, мы обнаружим, что и новая, более разумная установка пахнет подозрительно.
А принюхавшись еще внимательнее мы обнаруживаем, что даже самые разумные и последовательные наши построения могут быть поставлены под сомнение. И чем больше мы в это всматриваемся, тем яснее понимаем, что категории правильного и неправильно мало чем отличается от отвергнутых ранее категорий хорошего и плохого. Отличие только в том, что нравственные убеждения были почерпнуты извне, а рассудочные выработаны изнутри. Но при внимательном рассмотрении оказывается, что и они тоже висят в воздухе, поскольку основаны на обрывочных сведениях и поверхностных суждениях.
Например, человек может сформировать у себя убеждение, что ему следует заставлять себя работать «через не хочу» — проявлять дисциплину и терпение независимо от своего настроения и состояния. Но если рассмотреть это убеждение под микроскопом, окажется, что к такому выводу человек пришел слишком поспешно, не приняв во внимание множество факторов. Всегда ли так? Всякая ли работа должна быть сделана? А может в этой жизни настроение важнее работы? Переменных и неизвестных здесь гораздо больше, чем постоянных.
Но самое важное и самое пугающее открытие на этом этапе работы происходит не от того, что рушится очередной пласт убеждений, а от обнаружения невозможности заместить их новыми. Увидев логические ошибки в имеющихся убеждениях, человек пытается их исправить, но требуя от себя теперь большей строгости в суждениях, он обнаруживает, что у него это не получается.
Пытаясь строго и однозначно ответить на вопрос, надо ли заставлять себя работать, мы обнаружим, что нам попросту не на что опереться. С одной точки зрения, да, надо заставлять. С другой — нельзя ни в коем случае. С третьей — без разницы. А столкнувшись с конкретной ситуацией, мы не можем однозначно определить, к какому из трех классов она относится.
Здравый смысл — это хороший инструмент, когда мы точно знаем правила игры. Но правила «игры в жизнь» нам неизвестны и потому нам не от чего оттолкнуться в рассуждениях — нет надежной отправной точки, достоверной исходной посылки. И это производит очередное потрясение, к которому человек может готов или не готов.
Осознание того, что нет никакой возможности однозначно определить, что правильно, а что нет, в конкретной ситуации, выбивает почву из под ног еще сильнее, чем крах моральной системы координат. И здесь тоже возможны два исхода: освобождение от ошибочной веры в силу своего рассудка либо же откат к прежним рассудочным убеждениям и окончательное застревание в путах ментальных построений (см. РЭПТилоид).
Преодоление слепой веры в рассудок, однако, не лишает человека способности использовать логику и не превращает его в ментального дауншифтера. Он просто перестает быть заложником своего мышления и теперь ясно осознает пределы возможностей нашего главного эволюционного достижения — разума. А в его жизни и в его рассуждениях появляется место для фактора, которого раньше он избегал всеми силами, — неизвестности.
Экзистенциальные убеждения
Естественным и неизбежным следствием подрыва веры в собственный рассудок, в свою способность разобраться, что вокруг происходит и что делать со своей жизнью, является экзистенциальный кризис. Если мы не можем ни в чем по-настоящему разобраться, если на месте прежних убеждений, которые создавали ощущение опоры под ногами, образуются ничем не заполненные пустоты, мы лишаемся привычного чувства безопасности и контроля над своей жизнью. А там, где мы обнаруживаем отсутствие контроля, нас неизбежно настигает страх смерти.
Таким образом работа с убеждениями, если она проводится в полную силу и без всяких компромиссов, рано или поздно приводит человека к экзистенциальному потрясению — к осознанию того, что прежний его оптимизм в отношении своего бытия был не вполне оправдан и человеческие возможности ограничены гораздо сильнее, чем казалось.
Человек одинок, слаб и внезапно смертен. И если мы не готовы столкнуться с этим осознанием, то вся наша работа с убеждениями на этом прекращается. Продвинуться дальше можно только преодолев весь пласт экзистенциальных страхов и ту психологическую дезориентацию, которую он вызывает.
Ошибочные представления, с которыми придется столкнуться, это: вера в возможность преодоления одиночества, вера в возможность во всем разобраться, вера в возможность контроля, вера в свою способность справиться с жизнью и, конечно же, иррациональная вера, что у нас в запасе еще много времени.
Подробный рассказ о прохождении экзистенциального кризиса:
Фундаментальные убеждения
После прохождения экзистенциального кризиса и корректировки представлений о пределах человеческих возможностей высвобождается достаточное количество внимания и энергии, чтобы рассмотреть следующий пласт непроверенных пока убеждений. Но если до этого момента рассматривались убеждения психологического характера — личностные, социальные и экзистенциальные — то теперь в фокус внимания попадают представления о самой материи бытия.
Другое отличие этого этапа работы в том, что рассматриваемые здесь вопросы крайне редко приходят в голову сами по себе. Точно так же, как на уровне работы с моралью экзистенциальные вопросы кажутся пока чем-то очень далеким и несущественным, так и здесь вопросы о природе реальности поначалу кажутся слишком абстрактными или вообще ненужными.
Вероятно, по аналогии с экзистенциальным кризисом можно было бы описать кризис духовный, который может наступить на следующем этапе развития сознания. Но эта тема в психологии исследована гораздо хуже, если исследована вообще.
Теоретически, вопросы об устройстве окружающей действительности на самом фундаментальном уровне могут актуализироваться естественным образом. Но, скорее всего, это происходит так редко, что рассчитывать на подобный исход нет никакого смысла. И если с экзистенциальным кризисом сталкиваются практически все (где-то на рубеже наступления старости), то с духовным кризисом и переосмыслением своего места во вселенной сталкиваются единицы. Остальным же, вероятно, придется прикладывать для этого специальные усилия.
Так или иначе, если после завершения работы с экзистенциальными убеждениями мы остаемся внимательны к сфере непроверенных ментальных конструкций, то обнаруживаем огромные пробелы в своем мышлении и понимании окружающей действительности. Научная картина мира, к которой мы так привыкли и которую противопоставляем примитивным верованиям, оказывается далеко не такой убедительной, если мы начинаем проверять ее на своем опыте.
Все физические законы продолжают работать, а стены остаются твердыми, но мы обнаруживаем, что научные объяснения, на которые мы полагаемся, для нас являются верой, а не знанием. Мы верим в гравитацию, в молекулярную структуру, в электричество, в микробов и миллион других вещей, которые нам знакомы только с чужих слов. И речь не о том, что всего этого не существует на самом деле, а о том, что отдельный человек в своем личном непосредственным опыте ни с чем таким не сталкивается.
Если засунуть пальцы в розетку, будет больно. Если выпустить из руки яблоко, оно упадет. Если слишком сильно ткнуть стену пальцем, можно его сломать. Все это понятно и подтверждено опытом. Неясным остается то, почему это происходит. В учебнике физики написано, что все дело в таком физическом устройстве вселенной, а в каком-нибудь священном писании все объясняется тем, что так захотел Бог. И если второй способ объяснения нам кажется менее убедительным, то это никак не меняет одного важного факта — оба объяснения мы черпаем с чужих слов. Одно из них кажется нам более убедительным, но и то, и другое для нас является предметом веры, а не знания.
Мы верим в науку точно также, как религиозные люди верят в Бога. И даже если мы возьмем ученого, который всю жизнь изучает электричество, гравитацию или физическую материю, он будет вынужден признать, что все время оперирует допущениями и предположениями. Ученые исследуют наблюдаемые эффекты и пытаются выстроить теорию, которая бы все эти эффекты объяснила. Но даже когда у них это получается, это еще не доказывает правильность теории. Научная теория обречена оставаться теорией, и будучи таковой, она является формой веры, а не знанием.
И это подводит нас к вопросу о природе знания вообще. Можем ли мы по-настоящему что-то знать? Есть ли хоть что-то, в чем мы не обнаружим примеси веры и допущений? Это и будет следующим этапом в работе с убеждениями. Чтобы продвинуться дальше, нужно прояснить для себя разницу между верой и знанием, и затем попробовать найти то первичное знание, от которого мы могли бы оттолкнуться в разборе своих убеждений и представлений о мире.
До тех пор, пока у нас нет твердой почвы под ногами, все наши рассуждения являются предположениями. И будь они трижды логичными, если в своей исходной точке они опираются на допущение, то и все результаты вычислений также являются допущением. Из веры невозможно извлечь знание!
С практической точки зрения два самых очевидных вопроса, на которых можно ощутить вкус работы с фундаментальными убеждениями: 1) что я знаю наверняка? 2) сплю я сейчас или бодрствую? Они несложные и имеют очень четкие ответы. Это не дзенские коаны, а абсолютно конкретные вопросы с абсолютно конкретными ответами.
Но даже исследовав эти и подобные им вопросы, мы не можем сказать, что работа с убеждениями на этом закончена. Как уже было сказано выше, самая большая сложность может быть не в разборе убеждения, а в его обнаружении. И здесь мы упираемся именно в эту стену. Даже когда становится ясна разница между верой и знанием, тот пласт убеждений, на котором держится привычная картина реальности, оказывается не затронут. Происходит это, как видится, именно потому, что самые глубокие убеждения попросту не распознаются — мы на них опираемся, но не замечаем, как это происходит.
Одно из таких убеждений — вера в свободное мышление, в то, что мы управляем своим мышлением, и вообще сами являемся источником своего мышления. Это одна из тех установок, которые до сих пор не подвергались сомнению. Вся работа с убеждениями была построена на вере в произвольность своего мышления, но именно эта работа приводит нас к вопросу о доверии собственному мышлению. И с этого момента основным предметом исследования становится не содержание мышления, а феномен мышления сам по себе.
Главный инструмент, с помощью которого мы вскрывали огромные пласты иллюзий и самообманов, сам оказывается под сомнением. И если здесь не спасовать, то работа с убеждениями наконец-то будет закончена. Если мы достигаем дна своего мышления и осознаем его природу, становится ясна и природа всех продуктов этого мышления.
✱ ✱ ✱
Это не обязательно означает и конец пути развития сознания, но это тот переломный момент, когда восприятие себя и жизни уже больше не будет прежним. И если уж говорить о духовном кризисе, то заканчивается он именно здесь — когда человек навсегда перестает быть заложником своего мышления и того мира иллюзий, который оно порождает.
У работы с убеждениями есть финал. Для этого не требуется демонтировать все убеждения по отдельности, но постепенность работы все-таки очень важна, поскольку дотянуться для следующего по сложности пласта убеждений можно только натренировав ум и внимание на более простых примерах. Но, в конце концов, задача состоит не в том, чтобы разобрать отдельные убеждения, а в том, чтобы проникнуть в самую суть своего мышления и через это осознать природу всех представлений разом. У ментального лабиринта есть выход, нужно только терпение, чтобы его найти…
