Как косячат? Страшно косячат! А хуже всего то, что о некоторых своих грубых ошибках психологи даже не подозревают. И их учителя-супервизоры тоже не подозревают, а то бы давно исправили. Дело ведь не в безответственности или нежелании учиться — косяков на этой почве много, но они гораздо менее опасны, чем те, что совершаются с чувством полной своей правоты и непогрешимости. Нет более страшной ошибки, чем та, о которой не знаешь — ведь ее невозможно исправить!
Психологи — тоже люди, всем нам свойственно ошибаться. Конечно! Любую ошибку можно понять, большинство ошибок можно простить, многие можно исправить. Но для этого ошибку нужно обнаружить. И психологов вроде как учат профессиональной саморефлексии, учат критически оценивать свою работу, обнаруживать свои упущения и учиться не наступать на те же грабли дважды. Но бывают такие ошибки, которые выследить не так-то просто, поскольку диктуются они самой человеческой природой, устройством психики и воспринимающего аппарата. Чтобы их заметить, нужно усомниться в самом несомненном. И если это произойдет, поголовье практикующих психологов здорово сократится.
Древний человек одушевлял природные явления — разговаривал с ветром, взывал к дождю, молился огню и Солнцу. Для него это было абсолютно естественно, поскольку именно так устроена психика — все неизвестное и непонятное мы рассматриваем в известных нам категориях. Это даже нельзя назвать ошибкой! Проецирование знакомых образов и понятий на все незнакомое — это такой механизм приспособления и познания.
И этот механизм с древних времен никак не изменился — мы до сих пор точно так же объясняем неизвестное категориями известного. Батат — это сладкий картофель. Васаби — это японский хрен. Ежевика — это черная малина. Дыня — это плохой арбуз. Такие вот заключения мы делаем постоянно. И в отношении других людей наше сознание выкидывает тот же фокус: другой человек — это такой же я, только иначе выглядит.
Людей мы воспринимаем и судим по себе. Кое-как мы понимаем, что у другого человека могут быть другие взгляды, желания и приоритеты, но даже тогда мы продолжаем считать, что в целом он такой же, как и мы сами. А если он демонстрирует какое-то разительное отличие, мы, скорее, спишем это на дефект или заболевание, чем признаем за ним право на принадлежность к иному виду. Очень уж мы не любим вводить новые категории и признавать наличие чего-то непонятного. Считать грушу больным яблоком нам гораздо проще!
Казалось бы, психологи не должны попадаться в эту ловушку — они же психологи! Но именно тут и кроется подвох. Даже если психолог, в общем и целом, отдает себе отчет, что проецирует самого себя и весь свой мохнатый внутренний мир на пациентов, крайне редко он осознает при этом масштабы своих проекций. А если и начинает об этом догадываться, то, зачастую, просто игнорирует ту пропасть различий, которая отделяет его от пациента.
Например, психолог-мужчина НИКОГДА по-настоящему не поймет пациента-женщину. Никакие учебники и научные труды не позволят ему проникнуть в логику и содержание женского сознания. Даже человека своего пола мы можем понять только с очень большими оговорками, а когда сталкиваемся с психикой устроенной заведомо иначе, все наши потуги изобразить понимание смехотворны! И, тем не менее, психологи-мужчины лечат женщин, а психологи-женщины лечат мужчин. В каких-то пределах такой терапевтический процесс вполне допустим, но лишь благодаря тому, что видовые различия здесь очевидны и их можно принять в расчет.
Гораздо хуже дело обстоит с отличиями типологическими, и очевидный пример здесь — экстраверсия и интроверсия. Психологи-экстраверты очень часто попадаются на том, что лечат интровертов от их интроверсии. Как и с человеком противоположного пола, экстраверту не дано понять интроверта, а интроверту совершенно непонятен экстраверт. Ясно осознавая свои различия, эти двое вполне могут выстроить конструктивный диалог и даже вести относительно успешную психологическую работу, но между ними всегда будет стоять непреодолимая видовая преграда. Зебра лошади — не советчик, но очень уж часто они считают себя представителями одного вида. И если пациенту это простительно, то для психолога это очень грубая ошибка!
Но страшнее всего те отличия, о которых психолог вообще не подозревает. Половые различия у нас на виду, о психологических типах и темпераментах какие-никакие представления есть — если на этой почве и случается ошибка, ее несложно отследить и исправить. Но, что если существует иной пласт человеческих отличий не менее масштабных, чем разница между мужской и женской психикой? Что если человечество далеко не так однородно, как кажется? Что если фундаментальные видовые отличия психологи ошибочно принимают за отклонения?
Экстраверт Фрейд в свое время считал интроверсию симптомом и спроецировал собственные сексуальные напряжения на всех вокруг. Интуитивный интроверт Юнг создал теорию насквозь пропитанную мистицизмом свойственным его типу психики. Еще один интроверт — Адлер — разработал интровертскую версию психоанализа и навязал всем вокруг свой комплекс неполноценности. Перлз — по видимому, тоже интроверт, но другой конфигурации — в пику «мыслителю» Фрейду придумал теорию, в которой мышление не требуется и даже порицается.
Вспомните любого известного психолога, посмотрите внимательно на его личность и вы обнаружите, что продвигаемая им теория является отражением его типа психики и его истории жизненных драм и столкновений. Причем каждый из них считает свою теорию наиболее точной и правильной. Редкий исследователь признает, что его теория подходит только ему самому, а для кого-то другого она может быть не просто бесполезна, но опасно вредна! А ведь это всё очень умные люди, которые посвятили практической психологии всю свою жизнь — кому как не им осознавать ограниченность своих взглядов и свои проекции?
Что уж тогда говорить о психологах рядовых, не претендующих на создание собственной теории. Их представления о психике и психотерапии воспроизводят ту парадигму, в рамках которой они проходили обучение, и которая, зачастую, не подходит им самим типологически. Ощущающий экстраверт юнгианец — это нонсенс. Гештальтист с ведущей мыслительной функцией — нежизнеспособная химера.
Либо же их познания представляет собой пестрый винегрет плохо сочетающихся между собой теорий, созданных людьми разных взглядов и конфигураций. И в этом хаосе разнонаправленных терапевтических парадигм такие психологи обречены буксовать на месте, не понимая, почему их работа не приносит результата.
И даже крайне внимательному и строгому к себе психологу очень и очень сложно понять, с чем он имеет дело в данном конкретном случае — с проявлением невроза, с симптомом или с каким-то конструктивным отличием. Как вообще определить, где болезнь, а где индивидуальная или типологическая норма? Возможно ли это определить?
Именно здесь и срабатывает тот первобытный механизм, который заставляет психолога описывать неизвестное знакомыми категориями и проецировать свой собственный внутренний мир на всех вокруг: «Если не доказано обратное, пациент ничем от меня не отличается!» И поймать себя на том, что зияющая пустота незнания в очередной раз заполнилась удобными личными проекциями, почти невозможно — это происходит настолько быстро и естественно, что не остается даже малейшего повода для сомнений. А дальше начинается героическое и безнадежное лечение пациента от того, чем он не болеет…
А чтобы добавить конкретики, вот вам пример. Готовлю я, скажем, курс на тему самостоятельной психологической работы. Для меня эта тема абсолютно прозрачная — от и до. Я отлично знаю, как разбирать психологические проблемы без посторонней помощи и искренне верю, что могу этому научить остальных. И первое, что мне приходит в голову, — рассказать и показать, как это делаю я. Логично?
Затем набирается группа — 30 человек, нормальная выборка. Начинаем занятия, и здесь вдруг обнаруживается, что простое и понятное для меня, вовсе не просто и не понятно для других. Отчасти это происходит потому, что на занятия пришли люди с психологией не знакомые — им нужно пояснять те вещи, которые мне самому кажутся очевидными. Это классическая «ошибка профессионала», которому представляется, что все вокруг такие же профессионалы. И для ее исправления нужно всего лишь снизить планку ожиданий — объяснять проще и подробнее.
Но это далеко не все! Даже после самых подробных объяснений оказывается, что большая часть группы не понимает, что и как нужно делать. И проблема здесь не в том, что им не хватает мозгов или понимания принципов самостоятельной работы — всё они понимают, и котелки у них варят не хуже моего. Дело совсем в другом — в тех самых видовых отличиях, которые были упущены из виду.
Представьте, если бы змея учила лягушку охотиться. Она бы описала это примерно так: нападаешь, обвиваешься вокруг и душишь! Чего тут непонятного? Мозгов у лягушки не меньше, чем у змеи — кончено, ей все понятно. Только вот с практикой возникают некоторые трудности: обвиться и душить — это как? Обхватить задними лапами? Или всеми четырьмя?
Так и с самостоятельной психологической работой: выслеживаешь свои больные места, осознаешь их и… душишь! Очень просто и понятно! Почему же почти ни у кого в группе это не получается? Нехватка опыта, навыков и умений? Отчасти, да, надо тренироваться. Но есть и другое объяснение: все эти процедуры подходят только для одного очень специфического типа психики. А для людей иной психической конфигурации это все не только не понятно, оно может быть вообще им не доступно.
У разных людей сознание работает по-разному. И даже такая постановка задачи — «самостоятельная психологическая работа» — это штука специфичная для одного конкретного типа психики. Далеко не всем людям свойственно работать самостоятельно. И вовсе не потому, что им не хватает IQ или каких-то знаний! Есть люди, которые не умеют работать, но умеют направлять. Есть те, кто не умеют выбирать направление, но зато умеют работать. А есть те, кто и работать умеют, и направление выбирать, но при этом неспособны работать в команде. Руководители, сотрудники и фрилансеры — знакомо? И самостоятельная психологическая работа — это, скорее, для фрилансеров. Для остальных же попытка наладить автономный процесс разбора собственных проблем практически обречена на провал — они для такой работы не приспособлены конструктивно.
И это только один простой пример, где упущенные из виду конструктивные отличия приводят к тем или иным затруднениям. И хорошо, если это просто потраченные впустую деньги, а ведь все может закончиться гораздо хуже. Если лягушка на полном серьезе будет учиться змеиной диете, она, вероятно, очень скоро умрет от голода.
И вот тут надо обратить внимание, что психологов в нашем мире не так уж и много по сравнению с другими профессиями. Не говорит ли это о том, что данную жизненную стезю выбирают люди очень специфического внутреннего уклада, который встречается относительно редко? Далеко не каждый захочет стать психологом, а из тех, кто захочет, далеко не каждый сможет. Психолог — это отдельный подвид homo sapiens со своими весьма характерными конструктивными отличиями. Может ли он чем-то помочь тем, кто не принадлежит его виду? Может ли змея чему-то научиться у лягушки, а лягушка у змеи?
Практика показывает, что может. Межвидовой обмен опытом и информацией может быть весьма полезен. Но только в том случае, когда эти самые видовые отличия ясно осознаются. И вот здесь та же самая практика показывает, что психологи слишком уж часто упускают это из виду. Почитайте любую популярную книжку о психологии, послушайте лекции, пройдите семинары — практически везде автор вещает со своей личной колокольни, не отдавая отчета в том, насколько узкую точку зрения он предлагает. Каждый психолог рассказывает о себе самом, забывая, что таких, как он, на свете очень мало. А что хорошо русскому, то немцу — смерть!
И это касается не только психологов. Бизнесмены учат бизнесу, не отдавая себе отчета, что бизнесмен — это тоже очень специфический тип психического устройства, а пытаться научить не-бизнесмена бизнесу — это заведомо провальная задача. Творческие люди учат творчеству. Работоспособные учат работоспособности. Терпеливые учат терпению, интуитивные — интуиции, добрые — доброте, эгоистичные — эгоизму… и так далее. Сплошной поток «учителей», не замечающих того, что их поучения подходят только для них самих. И в самом центре этой вакханалии бессознательности и невежества — психологи!
Казалось бы, именно психологи должны спасти мир от этого безумия, ведь это их прямая задача — обнаруживать заблуждения и исправлять ошибки сознания. Но и психологи сидят в той же яме… даже когда начинают рассказывать об этой яме другим. Ведь выбраться из этой ямы невозможно, как невозможно выбраться за пределы своего зрения — мы не можем начать видеть в ультрафиолетовом диапазоне, потому что наши органы зрения к этому физически не приспособлены. И точно так же мы не способны выбраться за пределы своих когнитивных искажений — наше сознание всегда будет заполнять пустоты своими проекциями. Профессиональный психолог может чуть лучше это осознавать, но, как и все остальные, он абсолютно не способен этого преодолеть.
Довольно печально! И как только психолог начинает это всё понимать, его настигает острый профессионально-экзистенциальный кризис. Продолжать и дальше причинять добро уже невозможно, а как работать по-другому — не понятно. И в этот момент Всезнающий Мудрый Психолог превращается в тыкву обычного растерянного человека, внезапно осознавшего, что всю жизнь морочил людям головы. Одним психологом меньше!
С другой стороны, психолог, не прошедший через этот кризис — вообще не психолог…
